— Цыгане? — спросил Колоб, — Ненавижу, блин, цыган.
— Можешь остаться в машине. Скажу, что тебе просто нравится присматривать за машинами, — ответил Студент.
— Да ну тебя.
— Боря! — крикнул Студент, встав на подножку, — Разговор есть!
С водительской стороны подошел стильно одетый цыган, только после этого Студент спустился на землю. Когда с другой стороны вылез Колоб с сумкой оружия и патронов, толпа отхлынула. Никакой враждебности, только понимание, что к этому человеку лучше не подходить на расстояние вытянутой руки. Лучше вообще не подходить.
Выкарабкался Уинстон. Пролезая через кабину, обратил внимание, что русский грузовик, в отличие от беспечного «Вольво», укомплектован средствами пассивной и активной безопасности. То есть, иконкой посередине приборной панели и капитальным поручнем из трубы напротив пассажирского места.
На земле англичанин сразу оказался в центре внимания. Интеллигент нерусского вида. Турист. Потенциальная жертва мошенников всех мастей. Его сразу же обступили вплотную. Предложили погадать на картах и по руке, приобрести блок контрабандных сигарет, купить почти настоящей водки, настоящего домашнего вина из Грузии и даже выкурить трубочку опиума. Чья-то маленькая ручка нырнула в карман пиджака.
— Пистолет! — крикнул детский голос.
— Дядя мент! Мусор, легавый! — наперебой закричали дети.
— Да какой мент, дураки! Смотрите, с кем он приехал! — заорали на детей цыганки.
От Уинстона отошли. Одна женщина протянула ему его купленный вчера бумажник, даже с деньгами.
— Не обижайся, дорогой, шалят детишки.
Уинстон подал руку, и с высокой подножки спустилась Ингрид. Девушка, совершенно не вписывающаяся в местные стандарты красоты. Очень высокая, белокожая, светловолосая, почти без косметики.
Дети бросились к ней, но женщины прикрикнули вразнобой уже на своем языке, а не на русском. Или на «фене».
— Дай ручку, красавица, — и цыганка неопределенного возраста сразу схватила ладонь Ингрид, не дожидаясь ответа.
Уинстон знал, что бывает такое гадание по руке. В Англии тоже жили цыгане. Особенно, на теневой стороне Лондона. Правда, их часто называли «кочевыми ирландцами», и они внешне не очень походили на здешних, но по духу чувствовалось что-то родственное. Лондонские цыгане занимались вторсырьем. Вывозом пищевых отходов, сбором металлолома, поставкой ветоши в мастерские и тому подобным. Русских цыган, похоже, тоже интересовал этот бизнес. Тут весь поселок как будто построен из вторсырья и ветоши. Почти. Несколько кирпичных домов все-таки есть.
По руке о человеке можно сказать очень много дополнительно к тому, что видно по лицу и одежде. Сразу понятен род занятий. У человека физического труда, а таких большинство, по мозолям и шрамам можно узнать и специальность, и квалификацию, и положение в обществе. У курильщиков пальцы воняют табаком. Какие сигареты и сколько, это тоже показатель. У женщин много можно сказать по состоянию ногтей. В разных местах свои локальные моды на маникюр. Немало информации несут кольца и перстни. А все эти мифические «линии жизни» просто сопроводительный текст для создания атмосферы.
— Молодая, красивая, — бубнила цыганка, — Нерусская, дом твой на севере. Казенный дом вижу. Но ты не из ментов. В армии служишь.
Конечно, не из ментов. Если с вооруженными бандитами приехала. И в военной форме.
— Крутишь, вертишь, запутать хочешь. Мужика бы тебе хорошего, и будешь жить долго и счастливо. Двое детей у вас будут.
Половину текста Уинстон не расслышал. Но с «крутишь-вертишь» понятно. Училище связи — это работа с оборудованием, которое требует мелкой моторики. Наверное, это видно по пальцам. Цыганка поняла главное, что девушка не представляет опасности. Не в том смысле, что она безобидная божья коровка, а в том, что она не из тех, кто может принести неприятности табору в целом.
Студент с Борей обошли машину, и хозяин поздоровался с остальными гостями. Появился еще один цыган, очень похожий на Борю. Представился Костей.
— Пойдем. Боря приглашает, — сказал Студент.
Их проводили в кирпичный дом рядом с гаражом. По пути Студент сказал, что Боря и Костя — братья и ведут общее хозяйство. Боря занимается техникой, а Костя — музыкой и танцами.
Перед домом стройный брюнет выгуливал медведя без поводка и намордника.
— Потапыч, поздоровайся с гостями, — сказал «дрессировщик».
— Урр, — сказал медведь, поднявшись на задние лапы. Немного подумал и потянулся передней к голове снимать шляпу.
— Ай, молодца! — сказал цыган, пошарил в кармане штанов и положил зверю в пасть кусок хлеба.
— У вас что, медведи — домашние животные? — спросил Уинстон у Ингрид.
— Только у русских, — ответила она, — Шведам больше нравятся пёсики.
— Прошу к столу, — сказал Боря, когда все вошли в дом, — С дороги неплохо бы заморить червячка.
Самое мерзкое русское выражение. Во-первых, зачем перед едой напоминать про всяких глистов? Во-вторых, ладно бы это говорилось перед тем, как выпить водки. Намек на дезинфекцию организма алкоголем еще более-менее компенсировал бы намек про паразитов. Но перед едой получался намек, что люди собрались съесть такую гадость, от которой бычьи цепни дохнут.
Обувь при входе в дом никто не снял. В Эйрстрип Ван тоже не разувались при входе в дом. И в американских фильмах янки проходят в спальню и плюхаются в кровать, не снимая сапог. Во всяком случае, в носках по такому полу он бы шлепать не хотел.
Гостей посадили в ряд на длинный диван. Уинстон пропустил Ингрид и сел сам. Вокруг стола забегали женщины. На столе появились тарелки, чашки, банки, бутылки и стаканы. Тарелки наполнились густым острым супом, а стаканы — водкой.
Суп только что кипел, значит, микробы там сдохли, и его можно есть. Интересно, успевает ли водка дезинфицировать край стакана, пока ее пьешь?
Суп оказался на удивление вкусным. Что неудивительно. Если у них тут кирпичный дом среди досчатых, значит, и нормальные продукты достать могут. А если в доме столько женщин, то хоть одна из них умеет готовить.
Никто из множества цыганок всех возрастов за стол не сел. Боря и Костя быстро говорили со Студентом и Колобом на чистой фене, периодически отвлекаясь на тосты. Англичанин только по предлогам понимал, что это русский язык.
— А повернись, молодой-красивый! — услышал Уинстон слева и повернулся.
Цыганка неопределенного возраста притащила маленький столик и тасовала колоду.
— Сними.
Уинстон сдвинул несколько карт. Гадалка выложила карты в круг и по сторонам от круга.
— В прошлом казенный дом и разбитое сердце.
— К моим годам это каждому и без карт можно говорить.
Цыганка улыбнулась.
— Говорить-то можно и без карт, да не у каждого это настолько важно. В настоящем у тебя, молодой-красивый, денег нет! А по костюмчику-то не скажешь.
— Хороший понт дороже денег, — ответил Уинстон русским штампом.
Русские часто использовали в разговорах типовые выражения с отсылкой в глубины культурного кода. Попал, не попал? Попал.
— А, понимаю-понимаю, яхонтовый мой. Деньги у тебя еще будут и женщины будут. Но бойся пиковой дамы.
Ингрид недовольно фыркнула, потому что ее поставили в ряд с женщинами, которые еще будут.
— Боюсь-боюсь. Как ее зовут?
— Как зовут, карты не скажут. Но она старше тебя, — цыганка перестала улыбаться и подняла взгляд на собеседника, — Не смотри ей в глаза. Не принимай из ее рук даже бриллианты.
— Боря, а нет у вас комнаты, чтобы нам между собой перетереть, — спросил Студент.
— Да хоть тут.
— Тут у вас зал проходной.
— Или вот, — Боря открыл дверь и показал застекленную веранду, — лавки есть. Берите со стола что нравится.
— Благодарю.
Гости передислоцировались на веранду.
— Вениамин, — Колоб обратился по паспортному имени, — Тут у нас новости.
— Какие?
— Говорят, что в аэропорт мы опоздали.
